В маршрутах и походах. Приключения геолога. 1959-1960. Владимир Булдыгеров

1960 год

   В 1960 году Конкудерская партия завершила работу, и я был направлен во вновь созданную Кутимскую партию. Она должна была проводить геологосъёмочные работы на листе 0-49-XXV. Этот лист занимал территорию бассейна среднего течения р.Киренги. Юго-восточная часть листа захватывала центральную часть Акитканского хребта и его западные склоны. Начальником партии был Ливерий Дмитриевич Комаров, старшим геологом - Людмила Ивановна Фёдорова, начальником отряда - Рустем Махмудович Файзуллин, геологами-молодыми специалистами - Женя Адамов и я. Базу партии организовали в деревне Нижнемартыново, расположенной на правом берегу р.Киренги вблизи устья р.Домугды.

   Путь до места работ был длинным, поэтому мы отправились из Иркутска в середине мая. Доехали поездом до Усть-Кута, куда заранее было доставлено снаряжение и продукты на всё лето.

   В Усть-Куте были огромные склады, где держали до начала навигации по Лене груз для Якутии, в том числе и овёс. По предварительной оплате здесь мы запаслись им для лошадей на всё лето. Овёс хранился в огромных подвалах в кулях, сложенных в штабеля до потолка. На дне хлюпала вода, для ходьбы были проложены помосты из досок. Подвал был полон мышей, которые чувствовали себя здесь вольготно и сытно. Они в большинстве кулей проделали дыры. Поднимаешь куль, а из-под него с писком разбегаются мыши. Овёс высыпается в дыры и на пол в воду. И никому до этого не было дела. Мы искали целые кули, которые встречались в среднем один из пяти. А надо было нам овса на всё лето больше тонны.

   Наконец пришёл теплоход, которым мы должны были плыть до Киренска. Груза у нас набралось около 10 тонн. Его пришлось перегружать два раза в Усть-Куте, пять раз в Киренске и два раза в Нижнемартыново. За дорогу наработались «досыта».

   В деревне расположились в школе. Здесь случился один казус. В то время для настройки радиометров использовали эталон - высокорадиоактивный (1000 мкр/час) порошок в ампуле. Он помещался в свинцовый контейнер, но всё равно около него уровень радиоактивности был повышенный. Поэтому его убирали подальше от людей. В данном случае закопали его на завалинке. Через час собрались настраивать радиометры, а контейнер исчез. Что делать? Во-первых, укравший или укравшие получат высокую дозу радиации, во-вторых, нельзя будет работать с радиометрами, что недопустимо. Кроме того, для геофизика, ответственного за хранение эталона, дело могло закончиться тюрьмой. Ясно было, что стащили контейнер дети. Они, по-видимому, видели, как его прятали. Пошли мы к председателю сельсовета и объяснили, какая опасность грозит тем, кто украл контейнер. Через час ребята принесли контейнер, бросили нам его и стремительно убежали.

   Начать геологическую съёмку решили с Акитканского хребта. В колхозе арендовали лошадей и тронулись всей партией к месту выхода Домугды из гольцов. Вначале путь лежал по лесной дороге, которая вела к минеральному источнику с тёплой водой, в 8-10 километрах от деревни. Там были построены зимовьё и открытые ванны из досок. Обследование источника ещё не проводилось, состав вод был неизвестен. Местные жители ездили туда лечиться. Причём лечились от разных болезней. Ясное дело, что ни о соблюдении режима принятия ванн или потребления минеральной воды внутрь речи не шло. Местные «пациенты» считали, что чем дольше или больше, тем лучше.

   Далее вела хорошо натоптанная тропа, и мы за день дошли до устья р.Чувальная, где сделали первый табор. Утром пошли в маршрут на ближайшие склоны Акитканского хребта. Маршруты Людмилы Ивановны и мой располагались к северу от русла р.Чувальной, остальных - к югу и западу.

   Мы с радиометристом - Борей Синявским, тогда студентом второго курса геологического факультета ИГУ (я с ним проходил всё лето, в последствии он стал одним из руководителей разведки и эксплуатации Верхнечонского месторождения нефти) прошли по залесённой местности, поднялись на хребет и через километр спустились с него. Я решил выйти к руслу р.Чувальной и по нему спуститься на табор. В лесу, чтобы выдержать направление, надо было периодически проверять его по компасу. По карте уже должно быть русло реки, а его всё нет. Это вызвало беспокойство. Пройдя ещё некоторое расстояние, мы повернули к западу, в сторону р.Домугды. Уже поздно вечером мы, наконец-то, нашли табор. Людмила Ивановна с радиометристом заблудились таким же образом и пришли на табор только утром. Было непонятно, куда же делась река Чувальная? На топокарте она была нанесена непрерывной.

   На другой день я пошёл от устья вверх по руслу этой реки. Через километр увидал, что она вытекает из трещин в скале карбонатных пород. Далее никаких признаков реки не было. Поднявшись на хребет, я вышел в её истоки и начал спускаться по руслу. Хребет сложен древними вулканическими породами, а при выходе на равнину они сменялись карбонатными породами, которые слагают небольшие скальные бугры среди леса. Река дотекала до такого бугра и по трещинам в полукруглой нише исчезала под землёй. Как стало понятно в дальнейшем, в предгорье среди карбонатных пород широкое развитие получили карстовые явления. Многие водотоки какое-то расстояние текут под землёй, часто встречаются карстовые воронки глубиной несколько метров.

   В те времена, хотя топокарты и составлялись с помощью аэрофотоснимков, элементы рельефа отображались на бумаге вручную. Многое зависело от чёткости аэрофотоснимков, добросовестности и умения чертёжника. Поэтому топокарты часто грешили ошибками, которые нас вводили в заблуждение. Недаром в самобытной геологической песне того времени есть такие слова.

   «Сходу я залез на высоту, вынул карту, компас навожу.

Что за чудо, сто чертей, не хватает трёх ключей,

Вместо них на сопочку гляжу.

Так, топограф, дело не пойдёт, что-то твоя карта больно врёт.

Здесь сам чёрт не разберёт, где кончается хребёт,

И куда-откуда ключ течёт!»

   За два дня маршрутов при пятерых геологах доступный участок был заснят. Надо переезжать, значит терять день. Отправились по Домугде в пределы хребта, но смогли на лошадях углубиться только на 5 километров. Далее начиналось ущелье. Опять за два дня засняли доступный участок. Надо было возвращаться на старый табор.  Но тут на три дня зарядили дожди. Вода в Домугде поднялась. Её долина при выходе из гор резко расширяется, и река распадается на множество проток. Когда ехали туда, то протоки были либо мелкими, либо сухими.

   Надо сказать, Акитканский хребет - очень дождливое место, и это нам очень мешало в работе. Хребет этот вытянут в меридиональном направлении, а ветра, приносящие осадки, дуют с северо-запада. Достигая гряды гор, тучи концентрируются и обильно поливают местность. Вдоль Акитканского хребта располагается полоса наибольшего количества осадков в Иркутской области.

   Дождь кончился. Все пошли с лошадьми выходить на старый табор, а мы с Борей пошли маршрутом через горы. Спустились с хребта и пошли к тропе. Подошли к месту, где тропа пересекает протоку. Не доходя до тропы метров 20, я увидел среди деревьев «звериный» бок. Взял карабин на изготовку (в этом году я получил на полевые работы карабин, с которым много лет не расставался) и медленно стал приближаться к этому месту. Когда подошёл поближе, то увидел, что это туша нашей мёртвой лошади. Что случилось, мы узнали на таборе.

   Караван лошадей двигался по тропе. Протоки Домугды превратились в бурные и довольно глубокие потоки. Последняя протока подмыла берег, образовался обрыв высотой более метра. При пересечении водных преград женщин сажали поверх вьюков. Вот и в этот раз на последней лошади поверх вьюка сидела радиометрист Люда. Первые лошади смогли запрыгнуть на обрыв, а последняя лошадь не смогла и начала валиться на спину, куда её потянули вьюки. Люда не помнит, как успела сигануть на берег, что спасло её от гибели. Лошадь упала в воду на спину и начала молотить ногами так, что к ней нельзя было подступиться. Но вьюки не давали ей перевернуться. В конце концов, она захлебнулась. Тогда в воде её развьючили и вытащили на берег, надеясь, что она оживёт. Но этого, к сожалению, не случилось.

   Для продолжения работ необходимо было двигаться к югу вдоль хребта. Тропы туда не было. Её надо было прорубать в лесу так, чтобы проходили лошади с вьюками. Я взялся руководить этим делом: шёл впереди, выбирал оптимальный путь, намечал его затёсами на деревьях и вырубкой мелкой растительности. За мной шли рабочие с топорами и окончательно расчищали тропу. Мне понравилась эта работа. С тех пор я всегда брался прокладывать тропы.

   Тропа, нанесённая на топокарту от р.Домугды на юг, была проложена нами.

   Основная территория листа представляла собой слабо холмистую местность. В геологическом отношении это часть Сибирской платформы. Здесь выходили на поверхность осадочные отложения с простым строением. Юго-восток листа занимал Акитканский хребет - часть Северо-Байкальского вулканоплутонического пояса со сложным геологическим строением. Платформа и пояс для геологического картирования требовали разного подхода, навыков и знаний.

   Ливерий Дмитриевич и Людмила Ивановна много лет проработали на платформе. Там же проходил практику и начинал работу Женя Адамов. Качество их маршрутов в пределах пояса оставляло желать лучшего. Мы с Рустемом раньше уже работали в складчатой области, и никакого желания работать на платформе у нас не было. Нам было интересно разобраться в сложном строении вулканоплутонического пояса.

   Переехали на р.Дорожную и разбили табор. Один день работы и опять надо переезжать. Стало ясно, что при таком количестве маршрутчиков будет теряться много времени на переезды.

   Во время камеральной обработки маршрутов возникали споры. Рустем - человек горячий, не стесняясь в выражениях, указывал на недостатки в описании маршрутов, определении пород геологами-платформщиками и стал настаивать на разделении на два отряда. По его рациональному мнению, один отряд должен заниматься картированием платформенной части листа, другой - вулканоплутонического пояса. Но Людмила Ивановна тоже за словом в карман не лезла. Она считала, что как старший геолог она отвечает за всю геологическую работу. Целый день на таборе стояла ругань! Победила логика: для успешного проведения работ необходимо деление на два отряда. Утром Людмила Ивановна и Женя  отправились на платформу. Рустем и я остались картировать вулканоплутонический пояс. Ливерий Дмитриевич решил вначале поработать в нашем отряде, а потом перейти в другой отряд.

   Мы проложили тропу до устья р.Гольцовой, и далее по её долине вверх до развилка. Опять я шёл впереди, трассируя тропу. Поставили табор. На утро я с Рустемом взяли карабин и отправились вверх по левой вершине реки, чтобы определить до какого места можно дойти на лошадях.

   Поднявшись на горку, вдруг увидали в 10 метрах сохатого с огромными рогами. Он, уверенный в своих силах спокойно стоял в кустах, глядя на нас. Ветерок дул от него и человеческого запаха сохатый не чуял. Людей здесь уже много лет не было.

- Стреляй, - шепотом приказал Рустем.

Я вскинул карабин и выстрелил. Сохатый сделал огромный прыжок назад и исчез в кустах.

- А, мазила, - с расстройством укорил меня Рустем.

   Пошли посмотреть на место, где стоял сохатый, и видим его лежачим метрах в десяти при последнем издыхании. Это был огромный зверь! Только мяса было в нём около 400 кг. За ним  отправились всей партией. Для быстроты разделки отделили голову и оставили вместе со шкурой. Мясо тоже не смогли забрать сразу. Решили сходить за ним на другой день. Это была хорошая добавка к продуктам, которые лимитировались доставкой лошадьми из деревни. Для лошадей надо было везти ещё и овёс, который составлял большую часть груза. При хорошей погоде путь до деревни и обратно занимал 3-4 дня. Но лошади нужны были и для переездов. Для перевозки табора требовалось несколько рейсов. Так что для успешной работы, мясо сохатого оказалось весьма кстати.

   Когда на завтра мы всей партией пришли за остатками мяса, то нашли только следы медведя! Он утащил голову вместе со шкурой и всеми остатками сохатого, сделав широкую дорогу в кустах. Через день, поднявшись на склон в маршруте, я слышал в долине, где убил сохатого, медвежий рёв. Должно быть, медведи дрались из-за добычи. Тогда мы ещё не знали, какое их количество ждёт нас в Акитканском хребте.

   Мясо мы хранили в кулях в реке, вода в которой была ледяная. Через два дня работы пошёл дождь, который продолжался целые сутки. Под дождем интенсивно стал таять снег, которого ещё много было в горах, Вода в Гольцовой стремительно поднялась. Оказалось, что мы плохо привязали кули с мясом, и большинство их унесло водой. Когда дождь прекратился, и вода стала спадать, мы увидали, что куски мяса застряли в камнях. Кинулись мы его собирать, вновь упаковывать и уже надёжно закреплять кули.

   Начались маршруты, а с ними и разные, часто опасные ситуации. Был один из первых маршрутов в бассейне р.Гольцовой. Карабин я оставил на таборе. Всё же лишние 5кг, плюс неудобства, когда продираешься через заросли кустарника.

   Спускались мы с Борей по курумнику - каменистой глыбовой россыпи к плоскому днищу кара. Оставалось до него метров 50. Вдруг видим, в кучке стланика у подножия склона сидит медведь и внимательно смотрит на нас. Мы дружно развернулись и рванули вверх, постоянно оглядываясь. У Бори был с собой большой кинжал. Он выхватил его, готовый обороняться. У меня же из оружия был только молоток. Медведь, по-видимому, раньше не видел людей, а ветер был от него. Он, вероятно, удивился встречи с необычными существами, вышел из стланика, и не спеша, пошёл за нами. Тут ветер переменился и до него донёсся запах человека. Медведь развернулся и огромными прыжками кинулся от нас. Я первый раз увидел, какими огромными прыжками по каменным глыбам может мчаться медведь. Мы остановились и начали радостно кричать: «держи его»! Через минуту он скрылся за гребнем. С тех пор в маршрутах и переходах я не расставался с карабином.

   Как только мы начали картировать вулканогенные образования Акитканского хребта, пошли находки радиоактивных аномалий и точки с урановым оруденением. В маршрутах мы радиометром определяли их масштабы и отбирали пробы с максимальной радиоактивностью. Более детальное обследование и опробование из-за недостатка времени не проводилось. Лишь наиболее интересным из них мы могли уделить максимум один день. Такое рудопроявление я нашёл на гребне между двумя притоками р.Гольцовой. Для его оценки отправились я с Рустемом и радиометристами. День был жаркий, а на водоразделе снег уже стаял. Лишь в ущелье у ручья виднелся снежник. Целый день без воды - тяжело. Чтобы иметь воду, отправили туда одного рабочего. В котелке на весь день на четырёх человек воды не принесёшь. Приказали ему принести полный рюкзак снега. Этим снегом мы и пользовались весь день: варили макароны и чай, утоляли жажду. Поэтому назвали мы это рудопроявление «Снежным».

   Мы переехали по долине правой вершины р.Гольцовой до непроходимого для лошадей ущелья и разбили табор. Для работы в юго-восточной части площади мы были вынуждены всё необходимое для работы и проживания заносить туда на себе.  Расстояние 6км с подъёмом по вертикали около полкилометра. В общем, попотеть пришлось изрядно.

   Как мы пели:

«В тяжелый маршрут мы ходили не раз в отрогах хребта Акиткана,

Мы пот проливали порой в три ручья по плану, сверх плана».

   Сделав несколько рейсов, мы приступили к работе, а на таборе остался в качестве сторожа Володя (фамилию его я, к сожалению, не помню). Из оружия у него была только ракетница.

   Вверху местность оказалась для маршрутов благоприятной. Скалистые выступы и каменные россыпи чередовались с альпийскими лугами, небольшими зарослями стланика и невысоких берёзок. Повсюду журчали ручьи, глаза слепили довольно большие снежники, блестела на Солнце водная гладь озёр. Изумительные по красоте места! Мы называли их «страна Лимония».

    Поставили палатку на берегу озера и приступили к маршрутам.

   В Акитканском хребте было очень много медведей. Больше такого их изобилия я не встречал. Почти в каждом маршруте я видел медведя. Поэтому и столько приключений с ними пришлось пережить.

   Был конец июля - время медвежьих свадеб. Для них медведи выбрали эти благодатные места. В первом же маршруте после перетаскивания табора наверх мне довелось лицезреть её подготовку. Поднявшись на вершинку, мы увидели метрах в двухстах в траве пасущуюся медведицу, а вокруг её резвились два медвежонка. В нескольких сотнях метров от неё по периметру виднелись бурые спины пасущихся ухажеров. Полюбовавшись на эту «идиллию», мы постарались обойти стороной сборище медведей, стараясь к ним не приближаться. Благо маршрут нам позволял это сделать, не особенно отклоняясь от намеченного пути.

   Продолжением должна быть схватка ухажеров друг с другом для выяснения самого достойного, а медведица, спрятав медвежат от коварных ухажеров, должна придти к нему для любовных утех.

   Хуже пришлось начальнику партии. Со своим напарником он отправился в маршрут на четыре дня. И вдруг в самом начале маршрута ему преградила путь медвежья свадьба. Прямо на пути оказались сама матка с медвежатами. Обходить сборище медведей оказалось далеко с большими подъёмами и спусками. Терялся бы целый день, а продуктов берётся в многодневный маршрут в обрез. 

   Надо сказать, что Ливерий Дмитриевич офицером прошёл всю войну, так что опасные ситуации ему были знакомы. Карабин был за плечами. Он решил «прорываться с боем». Далее передаю рассказ Ливерия Дмитриевича.

   - Подойдя как можно ближе, мы залезли на берёзу. Почти на самую вершину забрался маршрутный рабочий, а я за ним. Так как берёзы там чахлые, то мои ноги были в трёх метрах от земли. Устроившись поудобнее, я прицелился и выстрелил из карабина, чтобы её напугать. Но она не испугалась, а бегом бросилась на выстрел к нам. Торопливо стреляя по бегущей медведице, я в неё не попадал. Остался последний патрон в карабине, когда медведица добежала до берёзы и встала на дыбы, пытаясь достать мои ноги. Тут я почти в упор сверху вниз выпустил по ней последний патрон и убил наповал. Убедившись, что медведица мертва, мы спустились с берёзы и продолжили свой путь. Пасущиеся вдалеке медведи не обратили на нас никакого внимания.

   Возвратившись из маршрута, Ливерий Дмитриевич рассказал нам о своём приключении. В знак того, что он не сочиняет, показал нам медвежьи уши.

   Вернувшись из одного из маршрутов первым, Рустем обнаружил пропажу масла, банку с которым мы хранили в холодной воде. Утащил её явно медведь. Рустем рассказал, что было дальше.

   - Вдруг вижу на другой стороне озера медведя. Идёт не спеша.  «Ах ты гад», - думаю, «сейчас я тебе покажу, как последнее масло у бедных геологов воровать». Я схватил двустволку, которая была в палатке, и побежал навстречу медведю. Добегаю метров на двадцать. Медведь остановился, встал на дыбы и ждёт, что будет дальше. Не боится совсем. Вероятно, ветер был от него. А мне стало страшно! Вдруг я его только раню, и он кинется на меня. Решил, «да ну его к чёрту». Пошёл от него, а он не спеша, пошёл за мной. Я выстрелил в его сторону, но вверх. Тут он испугался и бросился бежать.

   Когда спустились на табор на реке Гольцовой, Володя рассказал о своем приключении:

   - Сварил я суп на несколько дней. Вечером только забрался в спальник, как слышу, что кто-то гремит у потухшего костра посудой. Это мог быть только медведь! Я выскочил из спальника, схватил заряженную ракетницу, взвёл курок. Когда надевал штаны, нечаянно нажал на спусковой крючок, и ракетница выстрелила в угол палатки. Палатка загорелась, мне пришлось сначала её тушить. Когда затем выскочил из палатки, то медведя уже не было, но не было и ведра с супом. После этого я каждый вечер сначала развешивал все продукты на дерево, потом стрелял из ракетницы вверх и ложился спать.

   Мы заподозрили, что он сочинил эту историю, а спрятал ведро, в котором поставил бражку. Но через день я пошёл в маршрут и в 50 метрах среди камней увидел ведро, которое было так тщательно вылизано, что можно было его даже не мыть. Крышка от ведра валялась тут же. По-видимому, медведь уносил ведро за ручку или в обнимку на задних лапах.

   Рустем с радиометристом остался за водоразделом доснимать доступную территорию. Для этого он перекочевал на р.Домугду, куда мы в назначенный день должны были принести им продукты. В назначенный день горы закрыли облака, резко похолодало, пошёл дождь. Но делать нечего, раз назначили день, то надо идти нести продукты. Не будут же люди голодать. Я взял двух рабочих и пошли втроём по дождю. Поднялись наверх и погрузились в облако, из которого сыпал снег. Водораздел в этом месте относительно ровный, видимость упала до 10-30 метров, ориентиров никаких не видно. К счастью, пелену на несколько минут разорвало и я увидал, что мы сваливаемся в долину не того ручья, который нам нужен. Подкорректировал направление и мы вышли точно в назначенное место. Палатка стояла, но почему-то никого не было. Как оказалось, Рустем решил, что в такую погоду мы не сможем принести им продукты, и в свою очередь, отправился за ними к нам на табор. Где-то на плоском водоразделе в пелене снега и тумана мы с ними разошлись на встречных галсах. Мы оставили в палатке продукты  и благополучно вернулись обратно, если не считать, что вымокли до нитки.

   Закончив геологосъёмочные работы в дальнем юго-восточном участке площади, мы вернулись на табор, куда можно было добраться на  лошадях. Но тут возникла большая проблема. Геологическая съёмка обязательно должна сопровождаться шлиховым методом поисков полезных ископаемых. Для этого берут отложения водотоков через определённый интервал и промывают в лотке (специальной формы корыто). При геологосъёмочных работах масштаба 1:200 000 этот интервал должен составлять 1 километр. Минералы полезных ископаемых в большинстве своём тяжелые. При промывке в лотке для того, чтобы тяжелые минералы не уплыли, нужна сноровка, которой должен обладать промывальщик. Но ещё в начале эпопеи с выносным табором промывальщик упал и сильно повредил руку. Пришлось отправить его в деревню с последующим увольнением. В результате заснятая площадь оказалась не ошлихована. Значит, площадь считается полностью неотработанной (некондиционной), и нам её не зачтут, план будет не выполнен. А это грозило большими неприятностями. Что делать? Промывальщика ведь в горах не найдёшь, да и в ближайших деревнях на р.Киренге не сыщешь. Оказалось, что в партии только я владел этим методом, так как вырос на прииске и ещё в детстве занимался промывкой рыхлых отложений с целью добычи золота. Мы были энтузиастами, болели за дело и не гнушались никакой работы. Когда требовалось, рубили тропы, переносили на себе табора, копали шурфы и канавы, и т. д. Раз надо, я вызвался на некоторое время стать промывальщиком. То есть необходимо было возвращаться в места, где мы уже провели геологическую съёмку.

   И вот мы с Борей Синявским отправились на 18 дней в поход по заснятой площади. Я за промывальщика, а он за коллектора (так назывались раньше в геологии техники-геологи). Надо было все водотоки опробовать через километр. Взяли палатку-альпийку, непромокаемую со всех сторон, высотой меньше метра (там, где нельзя найти палки, её можно ставить на геологических молотках, которые имеют ручку длиной около метра), смену одежды на случай непогоды, тёплое бельё, чехлы от спальников, лоток, лопату и т. д. В общем, груза было достаточно. Мы не могли ещё нести с собой продукты на 18 дней. В основном это были консервы. Они составляли основной груз. О сублимированных продуктах типа супов в пакетах мы еще не знали. Поэтому трое ребят на первый случай помогли нам перенести продукты. Через перевал двинулись с утра пораньше, чтобы наши помощники смогли засветло вернуться. Договорились, что в определённый день в намеченную точку нам принесут ещё продукты и заберут намытые шлихи.

   Первый табор наметили в приустьевой части р.Левой Домугды, где раньше был табор Рустема. Пришли, сбросили рюкзаки с пропотевших спин, выбрали место для палатки и присели отдохнуть перед возвращением сопровождающей группы. А я пошёл попить к р.Домугде. Только вышел на берег, смотрю, а ниже по течению в 30-40 метрах небольшой медведь переходит реку и меня не замечает. Я бегом назад.

   - Медведь! - Схватил карабин и назад. Все кинулись за мной. Медведь в это время выходил на берег. Я выстрелил и попал по лопаткам. Медведь хрюкнул и скрылся в кустах. Мы двинулись ему наперерез. Смотрим, а он перевалился через поваленное дерева и затих. Я осторожно, держа карабин наизготовку, подошёл к нему и убедился, что он мёртв. Ребята от радости, что добыли мясо, устроили «ритуальную пляску далёких предков» и мы принялись за разделку медведя. Большую часть мяса ребята забрали с собой. Места ночлега нам приходилось менять через день, да каждый день, так как мы часто шли ходом со всем имуществом и проводили опробование. Поэтому мы  оставили себе столько мяса, сколько мы могли нести при перетаборовке, и при этом оно не успело бы испортиться. Нам это мясо было как нельзя кстати: на больший период  хватило принесённых продуктов.

   Ниже по течению р.Домугды с противоположной стороны впадал ручей, который нам следовало ошлиховать. Мы напротив устья поставили палатку, переночевали, а утром проснулись под шум дождя. Время у нас было ограничено, поэтому мы решили идти и брать пробы по дождю. Я под палатку затолкал сухую бересту и мелкие прутья. Вода была невысокая, поэтому спокойно перебрели Домугду и пошли вверх по ручью. Берега его оказались  с частыми скалистыми прижимами, которые надо было облазить по кустам. Решили: всё равно мы мокрые и пошли прямо по руслу, глубина которого была порой до метра. Промыли ручей и тем же путём пошли обратно. Подходим к Домугде, а вода поднялась. Делать нечего, надо её переходить. Я с трудом преодолел самое глубокое место, а Борю, который был меньше меня ростом, стало сносить водой. Я успел подать ему лопату и вытащил его на более мелкое место.

   Придя к палатке, мы так замёрзли, что руки не могли держать спичку. Я долго растирал пальцы, чтобы их согреть. Припрятанная с утра под палаткой сухая береста помогла разжечь костёр. Около него мы отогрелись, переоделись в сухое, сварили кашу и чай. И какое же это блаженство! После целого дня холода и сырости, как это здорово горячий ужин в тепле и сон  в сухой палатке!  Кто бывал в таких передрягах, тот поймёт.

   А утром собрали хозяйство и отправились дальше с работой.

   Завершали мы свою многодневную одиссею в вершине р.Черепанихи. Осталось только взять на шестикилометровом её участке шлихи и можно было возвращаться на основной табор. Пришли вечером на место, переночевали, а утром начался дождь. Продуктов у нас осталось только на завтрак. Я оставил Борю под дождём варить последнюю кашу, а сам пошёл промывать оставшийся отрезок реки. Вернулся, Боря справился со своей задачей, что под дождем среди редких кустиков было не так и просто. С едой забрались в палатку, подкрепились. А дождь не перестаёт. Решили свернуть всё, кроме палатки и ждать в ней до 11 часов. Если к этому времени дождь не закончится, то выходить будем по любой погоде. Как раз остаётся время, с учётом мокрых камней и кустов, засветло дойти до табора. Дождь нас не пощадил. В 11 часов пришлось свернуть мокрую палатку и отправиться в путь. К вечеру мы были на таборе, где нас ждал горячий ужин и тёплый спальник.

   У Рустема был последний маршрут. Он с радиометристом - молодым парнишкой поднимался по гривке в гору. Вдруг выскочил медведь и бросился на них. Радиометрист побежал, а Рустем остался стоять. Когда медведь подбежал к нему, он упал. Медведь же пробежал мимо за радиометристом, который носил очки. Увидав, что медведь его догоняет, он остановился, протёр очки, надел.

   - Неужели, сука, ты меня съешь! - воскликнул он и упал. Медведь же пробежал мимо и скрылся. Они бросили маршрут и вернулись на табор.

   После этого случая Рустем Файзуллин уволился из экспедиции. Положенных три года по распределению в Иркутском геологоуправлении он уже отработал.

   - В этот медвежий край я больше не поеду, - заявил он и уехал в родную Казань. Там поступил в НИИ нерудных полезных ископаемых и быстро защитил кандидатскую диссертацию. Из Казани Рустем написал мне письмо, приглашая переехать в Казань и работать в этом институте. Обещал, что я смогу быстро получить квартиру. По его словам, вскоре защитить диссертацию тоже не было проблемы.  Но куда я уеду от ставших мне родными Сибирских гор?

   Завершив работу в предгорье, мы выехали в деревню и стали готовиться к возвращению в Иркутск: проводить окончательную камералку, паковать камни и пробы.

   В деревне был один молодой человек, таких на Руси называли юродивыми. Он круглый год ходил босиком и в каком-то тряпье и всё время улыбался. Как на картине Сурикова «Боярыня Морозова». Мы его подкармливали. А было уже холодно, по утрам замерзала вода. Пожалели мы его и решили пододеть. Надели на него целую спецовку, телогрейку, шапку, сапоги. Ушёл он со своей неизменной улыбкой, а через час пришёл в том же, в чём ходил и раньше. Не знаем, сам ли он снял всё или сняли с него родственники, но ясно было, что раздетым ему было существовать привычнее.

    Пришёл теплоход. Мы погрузились и отправились домой, опять со многими пересадками и перетаскиванием груза.

   В Иркутске мы были во второй половине октября.  1960.