В маршрутах и походах. Приключения геолога. 1963-1964. Владимир Булдыгеров

"Ведь я же геолог, ребята! Не надо мне жизни иной!"

Ю.В. Белугин

1963 год

   В 1963 году Яральская партия продолжила свою работу. Произошли некоторые изменения в её кадровом составе. Начальника партии понизили в должности до начальника отряда, а меня повысили до той же должности. Начальником партии назначили Николая Николаевича Вишнякова - человека доброжелательного, скромного, спокойного, застенчивого.

   Забавный случай с ним произошёл при найме кадров на полевые работы. У нас пока не было таборщицы. Зная характер нашего начальника партии, товарищи из соседней партии решили над ним подшутить. Приходят они как-то к нам в комнату.

- Николай Николаевич, тебе нужна таборщица?

- Нужна.

- Там внизу пришла одна, торопись, пока не перехватили.

   Николай Николаевич поспешил вниз, а они за ним, чтобы посмотреть на его реакцию.

   Как всегда накануне полевых работ, вестибюль был заполнен желающими устроиться на полевые работы.

   - Кто тут хотел наняться таборщицей? -  перекрывая шум, громко спросил он.

   Сквозь толпу протиснулась к нему размалёванная молодая женщина явного лёгкого поведения.

   - Начальник, с Вами и только с Вами, - полуобняв Николая Николаевича, радостно улыбаясь, провозгласила она.

- Нет, нет, у нас уже есть таборщица, - вырываясь от неё, испуганно воскликнул он и бросился бежать вверх по лестнице под дружный хохот шутников.

- Ну, как хотите, - вслед заявила она, - с моими данными я всегда работу найду!

    Полевые работы решили проводить двумя отрядами. Один отряд под руководством бывшего начальника партии должен продолжать картирование западных склонов Байкальского хребта к югу от бассейна Нижней Ирели. Наш отряд должен был проводить геологическую съёмку центральной части хребта. Кроме меня, из ИТР в отряде был геолог Андрей Хайдуров и студент, который занимался шлиховым опробованием. Некоторое время в нашем отряде находился и начальник партии. С нами был горный отряд во главе с Геной Косовичёвым, который должен был провести оценку радиоактивных аномалий с помощью горных выработок, и завхоз дядя Дима. Николай Николаевич ещё не закончил отчёт по предыдущей партии и потому после организации и начала работ был отозван в Иркутск.

   Для нашего отряда ранней весной на реке Рели, которая впадает у села Байкальского в Байкал, у края наледи была построена база, вертолётом заброшен основной груз и два сторожа, которые должны были остаться на лето в качестве горнорабочих. До с.Байкальского мы плыли по Байкалу. В то время от порта Байкал до Нижнеангарска ходил пассажирский теплоход «Комсомолец». Он был  в пути в одну сторону двое с половиной суток, заходя ко всем поселениям по оба берега озера. Я впервые плыл по Байкалу. Большую часть времени проводил на палубе, любуясь его живописными берегами. Своей красотой и разнообразием они производили незабываемое впечатление. Впоследствии я не раз пересекал Байкал с юга на север и обратно и каждый раз не мог налюбоваться видами его берегов.

   До этого года мы работали, базируясь в сёлах по р.Киренге. Отношения жителей этих сёл к нам было различное. Были среди них доброжелательные отзывчивые люди. Но преобладали, особенно в больших сёлах, меркантильные отношения. Большинство стремилось поживиться на наших нуждах и потребностях. При случае могли и украсть что «плохо лежит». Жители села Байкальского отличались своей доброжелательностью, гостеприимством и честностью. Нам, главным образом завхозу, в течение лета по разной надобности приходилось выезжать в это село. В любом доме, в любое время нас встречали как желанных гостей, давали кров и угощали, отказываясь от платы. Никто не покушался на оставленное без охраны имущество.

   В Байкальском мы арендовали лошадей и по хорошей дороге, а затем тропе за один день дошли до базы. В долине р.Рели уже снега не было, а горы ещё были в основном покрыты снегом. Но весна делала своё дело. Стояли солнечные дни, и горы освобождались от снега. Вода в Рели стремительно поднялась и затопила наледь. Сюда из Байкала устремилась рыба: ленки и хариусы. Снег на склонах быстро сошёл. Вода на наледи стремительно пошла на убыль. Образовались большие бессточные лужи. Часть рыбы не успела «скатиться» и осталась в этих лужах. Это была лёгкая добыча! Мы руками наловили её и запустили» в небольшой водоём за палаткой. В течение семи дней у нас каждый день был ужин из свежей рыбы!

    В Иркутске приняли на работу на полевой сезон конюха. Он уверял, что с лошадьми умеет обращаться. Но при первом же общении с лошадьми стало понятно, что конюхом он работать не может. Да и вообще он был человеком со странностями. Похоже, что с психикой у него были проблемы. Это стало особенно ясно зимой, о чём речь пойдёт далее.

   Для дробления проб, отобранных из пород с рудными компонентами, за домом у края стены стланика оборудовали дробилку. Для этого для этого использовали тяжелую чугунную ступу высотой больше полметра. Для песта делался «журавель», как у колодцев. Вырубалась жердь.. На один край жерди крепился на верёвке пест, на другой - груз, немногим тяжелее, чем пест. В ступу помещался каменный материал пробы. Пест с силой опускался в ступу и дробил камни. Обратно пест поднимался без усилий. Дробленый материал просеивался через сито с ячеёй 1мм. Большие пробы дробились частями. Чтобы получить достоверные данные о содержании полезного компонента на массу весь дробленный материал пробы перемешивался, делился по определённой методике и от неё бралась рассчитанная, в зависимости от равномерности оруденения, навеска в несколько сот граммов. Этот материал и доставлялся в Иркутск в химико-аналитическую лабораторию на анализы.

   Начальник определил этого незадачливого конюха дробить пробы. Работа нудная. Но он какое-то время с виду исправно её исполнял. При первой же возможности его уволили и отправили в Иркутск. Через некоторое время кто-то пошёл за кусты стланика, где была дробилка, а там оказалось большое количество мелких кусочков проб. Этот дробильщик, чтобы ускорить процесс, часть пробы кидал за стланик, тем самым нарушал достоверность их последующего анализа. Позже в Иркутске пришлось скрывать от руководства этот факт. Ничего нельзя было изменить, а весь коллектив партии был бы лишён премии. Тем более, что анализы проб ничего заслуживающего внимания не показали.

    Работы решили начать с низовьев долины р.Рели, постепенно, по мере таяния снега, перемещаясь вверх по течению. По долине реки была старая тропа, которую мы расчистили для прохода лошадей с вьюками. В левой вершине р. Рели, где росли лишь редкие чахлые деревья и кучки стланика, обнаружили спрятанное среди крупных каменных глыб полусгнившее маленькое зимовьё. Было странно, что оно построено в таком удалённом тайном месте. Позже, в селе Байкальском нам рассказали, что в войну там несколько лет прятался дезертир из местных жителей. Родственники его снабжали едой и одеждой. Невольно вспомнился роман  Валентина Распутина «Живи и помни». Трудно представить, что думал человек длинными зимними ночами, живя в тесной халупе, изолированный от людей. Спасая свою жизнь, страшную судьбу он себе выбрал! Что с ним стало после войны, нам не удалось выяснить.

    В одном из маршрутов в середине дня мы вышли на нашу тропу. Накрапывал дождь. Мы увидали два могучих кедра, под которыми укрылись от дождя и решили пообедать. Развели костёр, попили чай, залили костёр и отправились дальше. Относительно рано мы вернулись на табор, а там конюх привёз с базы продукты.

- Что же вы костёр до конца не потушили, - с укоризной спросил он. Подхожу, а он дымит, пришлось мне его заливать.

- Но мы ведь его тоже залили.

   Пошли мы быстро по тропе к этому месту, благо оно было в километре от табора. Подходим, а под кедрами снова виден дым. Раскопали мы это место, а там под дёрном корни кедра тлеют. Мы обнажили все тлеющие корни и вновь тщательно всё залили водой. Я понял, что  во избежание лесного пожара под кедрами разводить костёр нельзя. Данный случай стал мне хорошим уроком на будущее. За многолетнюю полевую работу мне пришлось разводить тысячи костров. Это был единственный случай, когда я чуть не устроил лесной пожар.

    Отработав бассейн р.Рели, мы расчистили крутую звериную тропу и по ней переехали на водораздел рек Рели и Маркиной Ирели. При планировании работ все западные склоны должен был закартировать другой отряд, который перемещался с помощью лошадей. Но в середине лета от них поступила радиограмма, что они не могут с лошадьми пройти в бассейн Маркиной Ирели. Николай Николаевич попросил нас с Андреем провести геологосъёмочные работы в долине этой реки, что было на руку начальнику другого отряда, который не хотел утруждать себя маршрутами. В последующем (см. далее), работая в этом же районе, мы беспрепятственно проходили с лошадьми от р.Маркиной Ирели к северу. В результате за лето мы закартировали площадь в полтора раза большую, чем другой отряд.

   На спуске в долину Маркиной Ирели звериная тропа из-за россыпей каменных глыб оказалась для лошадей непроходимой. Мы смогли одолеть вниз лишь полкилометра. На одном участке тропа на расстоянии 10 метров проходила по гладкой плите с наклоном около 30 градусов. По этой плите лошади буквально сидя съезжали вниз, а мы всем отрядом цеплялись с обеих сторон за сбрую и за хвост, сдерживая их скольжение. Иначе, разогнавшись по плите, они могли бы разбиться о камни.  Стало ясно, что нам на лошадях не добраться до запланированного места табора при выходе Маркиной Ирели из гор. Среди огромных каменных глыб, заросших стлаником, нашли относительно ровную площадку, поставили табор и приступили к картированию водораздельной части. Лошадей отправили на базу.

    Закончив работу на водоразделе, мы заказали из Нижнеангарска вертолёт. В назначенный день прилетел вертолёт МИ-4. Из кабины вышел командир пожилого возраста. Лицо его было в шрамах. Видно было, что он побывал в переделках.

- Ребята, вертолёт вылетал свой ресурс, делает последний рейс и отправляется на списание, поэтому на первый рейс, пока не уменьшится керосин (горючее для вертолёта), берите меньше груза, - предупредил он.

   Но я подумал, что командир хочет сделать лишний рейс и налетать больше часов, и мы загрузили его как обычно. Этим рейсом полетел я выбирать площадку для посадки вертолёта и взял с собой двух ребят. Техник захлопнул за нами дверцы и мы начали взлетать.

   Для полёта вертолёт поднимается вертикально на несколько метров. После этого он должен зависнуть на одном месте, наклонить нос и только тогда полететь. Фиксация на месте зависит от силы мотора, загруженности и плотности воздуха, которая связана с температурой и высотной отметки взлётной площадки. В этот раз был жаркий день, высота площадки большая, мотор был старый и груз, по моей вине, солидный. Вертолёт поднялся, а зависнуть не может. Только пилот хотел зафиксировать вертолёт, а он начал опускаться. Его начало сносить с посадочной площадки, а там остроугольные глыбы размером по 2-3 метра и густой стланик. Уже стало слышно, что колёсами вертолёт шуршит по кустам. Оставались секунды до катастрофы. Ещё бы немного, задние винты заденут кусты, и вертолёт бы рухнет на камни. Остались бы мы живыми или нет - большой вопрос! Но вертолёт однозначно бы разбился и, возможно, загорелся. Я сразу понял это. Меня охватило сложное чувство собственной вины и страха перед гибелью, когда ничего не можешь сделать. Но тут вертолёт на мгновение завис, и сразу же пошёл, как бы падая, вниз, постепенно поднимаясь над кустами. По-видимому, опытный пилот сумел справиться с ситуацией. Помогло и то, что надо было лететь вниз по долине, а ветер был встречный. Если бы не эти факторы, то катастрофа была бы неизбежной. 

   Прилетели на место, и нашли подходящую площадку. Вертолёт сел, винты перестали крутиться, и мы начали разгрузку. Я чувствовал себя, как «нашкодившая собака». Вышел командир.

- Я же просил Вас много не грузить, - только тихо сказал он укоризненно.

   Чувства стыда и раскаяния долго не покидали меня. С тех пор я всегда стремился чётко выполнять указания вертолётчиков, чем бы они не были вызваны.

   Следующие рейсы прошли без эксцессов.

   В тот год в регионе произошло несколько аварий вертолётов. Были и смертельные случаи. Но геологи не могли работать без транспортировки вертолётами. Командир вертолётных отрядов издал такой  приказ: «Запрещаю перевозить людей. Разрешаю перевозить груз, скот и геологов». Вышло, что геологи вроде и не люди!

   В советское время на севере Иркутской области работало много геологических партий, которым для транспортировки требовался вертолёт. Особенно много вертолётных часов требовалось геологам-нефтяникам, которые проводили во многих местах бурение в глухой тайге. Вертолётчики к ним летали охотнее, так как у них могли работать полный рабочий для вертолётчиков день. Кроме геологов, потребность в вертолётах была и у других организаций. Вертолётов не хватало. Через определённое количество часов налёта им требовалась несколько дней профилактики. Вертолётчики тоже не могли больше определённого времени в день и суммарно в месяц находиться в воздухе. Они стремились скорее вылетать месячную норму лётных часов и отдыхать в кругу семьи, поэтому более охотно летали к нефтяникам. У нас же они обычно её не выполняли. К этому добавлялась непогода, которая чаще бывала в горах.  В общем, часто приходилось ожидать вертолёт по нескольку дней. У нас бытовала поговорка: неделю сидишь, час летишь.

   Если заказали вертолёт, то уже никто никуда не мог отлучиться. Оставляли на таборе только необходимое для жизни: палатки, спальники, личные вещи, посуду и минимум еды. Остальное всё складировали на вертолётной площадке и тщательно закрывали тентом. Все прислушивались, не послышится ли рокот вертолёта. Заслышав звуки мотора, торопливо скручивали спальники, паковали вещи, посуду, снимали палатки и всё это скорее переносили на посадочную площадку. Иногда вертолет садился, не выключая мотор. С частью вещей и мы с рабочим садились в вертолёт. Я показывал командиру ориентировочное место посадки. Полетели! Выбрали площадку, разгрузились, и вертолёт летит обратно. Если есть близко к месту посадки деревья, то мы должны были их к следующему рейсу повалить. За час-два перевезли людей и груз и вертолёт отправлялся восвояси. При взлёте и посадке вертолёта надо было держать всё, что может взлететь от ветра вращающихся лопастей. Если что-то попадёт под винт - авария неизбежна. Такие случаи не у нас были. Вертолёт улетал, а мы остались на куче вещей. Отдышавшись, начинали искать место для табора и приступали к его обустройству. До сих пор, как только я заслышу рокот вертолёта, появляется тревожное чувство: надо что-то хватать и куда-то бежать.

     Я до сих пор хорошо помню все свои маршруты, как по обстановке, так и по геологии. Здесь я останавливаюсь только на тех маршрутах, которые чем-либо особенным отличались от остальных. Один из таких маршрутов проходил по долине левого притока р.Маркиной Ирели. Нам надо было пройти по нему, в вершине подняться на хребет и по нему спуститься в долину Маркиной Ирели. Долина этого ручья производила очень мрачное, угнетающее впечатление. Это было ущелье. Совершенно плоское днище шириной 5-6 метров, засыпанное каменными глыбами, между которыми ручей распадался на множество мелких струй. Полное отсутствие какой-либо растительности. По бортам чёрные обрывистые скалы высотой по несколько сот метров. По ним сочилась вода. Вдобавок был пасмурный день, изредка моросил дождь. Замыкалось ущелье также обрывистыми скалами. С трудом нашли расселину. Показалось, что по ней мы сможем вскарабкаться на водораздел. Цепляясь за выступы, скользя по мокрым скалам, мы покинули это неприветливое место и кое-как выбрались на хребет, где росли кучки стланика и были снежники, то, что надо для обеда. Далее был обычный маршрут по скалистому хребту.

    После работы в долине Маркиной Ирели, наш отряд на вертолёте был переброшен на водораздел рек Наледной (Голубичной) и Биры. С этим вертолётом в отряд прилетели три сотрудника нормировочной партии Иркутского геологоуправления. Они должны были хронометрировать все наши действия от подъёма до отбоя в течение месяца. В поле у геологов-съёмщиков рабочий день не нормирован. Они должны были определить, сколько 8-часовых рабочих дней мы затратили за месяц Один сотрудник был прикреплён ко мне, другой к Андрею, третий к студенту-технику, проводившему шлиховое опробование.

    Обычный маршрутный день. Подъём в 7 часов. Час на выдачу задания, сборы и завтрак. Что нужно в маршруте? Молоток, дневник, компас, карты, мешочки для образцов и проб, карабин с запасом патронов, котелок, нож, фонарик, плащ, свитер, еда с запасом на случай задержки. В общем, груза набиралось прилично. Я брал всё для ведения маршрута, а радиометрист - для кухни. В 8 часов выходили в маршрут. Сначала подход к маршруту, а в конце - выход из маршрута. Протяжённость их бывала разная, максимально до 5-6 километров. По ходу маршрута я собирал сведения о породах, брал образцы пород, пробы, радиометрист через 100 метров фиксировал значения радиоактивности пород. Периодически мы останавливались и записывали результаты наблюдений, этикетировали образцы и пробы и паковали их в мешочки. Радиометрист заполнял свой журнал. Встретилось удобное место, останавливались на обед. Для этого должна быть вода или снег, дрова и желательно хороший обзор. Я разводил костёр, затем описывал наблюдения и обрабатывал собранный материал. В это время радиометрист делал таган, варил чай, разогревал банку тушенки. Обычно всё бывало готово для обеда к окончанию моих занятий. Мы быстро обедали и шли далее. В пасмурный день обед делали, когда находили хотя бы маломальское укрытие от дождя. Если дождь был периодический или одноразовый, стремились обедать, когда он шёл.

   Обычно возвращались на табор в 7-9 часов вечера, иногда и позже. Приходилось возвращаться и по темноте, особенно ближе к осени, когда дни становились короче, тогда либо шли, освещая путь фонариком, либо коротали ночь у костра и приходили на табор на другой день.

    Камералку - обработку собранного в маршрутах материала стремились приурочить к непогоде. Причём обычно она продолжалась с 9 утра до вечера.

   В маршруте я делил груз с радиометристом поровну. К концу маршрута набиралось несколько килограммов каменного материала. А если радиометристом была девушка, то основной груз брал себе. Сопровождавший нас нормировщик шёл с сумкой через плечо и записывал в свой кондуит время всех наших действий. Облегчить нам ношу он не пытался. Мы обливались потом, а он шёл как на прогулке.

   Перед этим нормировщик месяц ходил с геологом в партии на платформе. В первом маршруте, когда сразу после обеда мы засобирались идти дальше,  он удивлённо спросил:

- А что разве отдыхать мы не будем? В прежней партии после обеда мы 1-2 часа отдыхали.

- Если будем отдыхать, то к темноте можем не успеть вернуться на табор, - пояснил я.

   В одном из маршрутов мне удалось подстрелить крупного оленя. Груза у нас уже было достаточно. Мы разделали его и закопали в снег, чтобы на другой день взять ребят и принести мясо на табор. Наш нормировщик, чтобы уже сегодня на ужин было мясо, решил взять с собой ногу. Путь был неблизкий, через гору. Тут он почувствовал, что значит идти с грузом в гору, прыгая по камням. Пот лил с него в три ручья. Зато вечером на таборе он был «героем». На другой день мы дружной компанией отправились за добычей. К нашему возвращению девушки наделали пельменей и мы наконец-то вкусно поужинали. Несколько дней мы обходились без надоевшей тушенки.

   Месяц, когда у нас были нормировщики, выдался мало дождливым. Мы работали без выходных, каждый день ожидая, что погода испортится. В конце месяца нормировщики подсчитали, что у нас выходит 35 восьмичасовых рабочих дней в месяц. Они заверили нас, что будут добиваться сокращения площади работ в горной местности на полевой сезон или оплаты сверхурочных часов, но это так и осталось словами никаких изменений не произошло.

    Андрей ходил в маршруты с мальчиком Эдиком - радиометристом.

   Один раз они пришли из маршрута сильно возбуждённые и принесли полные рюкзаки медвежьего мяса. Вечером у костра Андрей рассказал об их приключении.

- В середине дня начался дождь. Мы нашли обширную нишу в скале и решили переждать его, а заодно и пообедать. Развели костерок, чтобы разогреть консервы и сварить чай. Карабин я положил на плоский камень в стороне от входа. Только устроились, вдруг у входа показался медвежонок, а за ним и мамаша. Я кинулся за карабином, запнулся и упал на карабин. Надо бы соскочить с него, я рву карабин из-под себя. Все ноги избил о край камня (Ноги у Андрея ниже колен все были сбиты до крови). Медведица кинулась на Эдика и была так близко, что Эдик почувствовал её зловонное дыхание. Он закрылся рюкзаком и закричал испуганным голосом:

- Стреляй её, стреляй её!

- Медведица рявкнула и, видимо, учуяв запах человека, развернулась и кинулась к выходу, от страха струёй поноса оставила у ног Эдика полосу и забрызгала его сапоги. Но через несколько секунд медведица вернулась и снова кинулась на нас. За это время я вырвал-таки из-под себя карабин и одним выстрелом уложил её на месте.

   Андрей, преодолевая боль в ногах, продолжил маршрут.

Ребята потом шутили:

- Ну, Эдик, ты у нас теперь знаменитость! Первый раз видим человека, которого медведица об...ла!

    Андрей Хайдуров задумал снять фильм «Мечты геолога». Так как ИТР в отряде было чаще всего двое, то меня он определил в артиста. Снимали фильм в камеральные дни во время перерывов.

   Сцена первая. Жаркий солнечный день. Я поднимаюсь, прыгая по камням вверх по склону. Пот катится градом. Постоянно вытираю лицо рукавом. Вдруг вижу на плоском камне стоит поднос, на нём запотевшая бутылка холодного пива, рядом бокал и салфетка. Я с жадностью бросаюсь к бутылке, зубами открываю её, начинаю наливать в стакан, затем бросаю это занятие и из горла опорожняю бутылку. Удовлетворённый, сажусь на камень и салфеткой вытираю лицо.

   Сцена вторая. Я иду маршрутом с молотком в руках, а за мной летит по воздуху полный рюкзак. Вдруг рюкзак повисает на ветке, я поворачиваюсь, грожу ему молотком, он срывается и снова летит за мной. Подходим к стене трёхметрового стланика. Я развожу руками, стена стланика раздвигается. Я прохожу, и стланик за мной смыкается.

   Сцена третья. Я сижу у подножия скалы, описываю маршрут, молоток лежит рядом. Я поднимаю голову осматриваю нависшую скалу. Затем показываю рукой молотку участок над головой. Молоток срывается с места, подлетает к скале, отбивает образец и гонит его ко мне. Я беру образец, осматриваю его, недовольно отбрасываю и посылаю молоток к другому участку скалы. Сцена повторяется. На этот раз образец меня удовлетворяет и я поощрительно глажу молоток.

   Сцена четвёртая. В скальном обнажении я сверху вниз слежу светлую жилу пегматита, определяю её мощность, делаю в дневнике зарисовки, отколачиваю образцы и пробы. Дохожу до озера, где жила уходит под воду. Я протягиваю вверх руку, ко мне прилетают очки и маска. Я надеваю их и погружаюсь в воду, прослеживая жилу под водой.

   У Андрея богатая фантазия, он всё это придумал и нашёл способы, как это сделать. Когда зимой показали этот фильм в экспедиции. Коллеги были в восторге и никто не мог понять, как это было сделано. Фантастика! Объяснять детали долго. В основном, всё делалось с помощью ниток, которые на экране не видны.

    С водораздела мы перебазировались в долину реки Голубичной и на террасе оборудовали табор. У реки широкая, выпаханная ледником (троговая) долина. Плоское днище сплошь заросло голубицей. Мы ею активно витаминизировались.

   Был солнечный камеральный день. Пообедав, мы с Андреем продолжили камералку. Две девушки отправились побаловаться голубицей. Вдруг они бегут к нам.

- Там медведь! - Сообщают нам возбуждённо, перебивая друг друга, но негромко, чтобы он не услышал.

   Мы схватили карабины, выбежали вниз на голубичник. Видим, что  в 50 метрах на задних лапах стоит медведь и активно нюхает воздух, пытаясь определить, что там за существа мелькают. Ветер был от него, а зрение у медведя слабое. Андрей выстрелил и уложил его наповал. И тут у него появилась мысль снять сцену охоты на медведя.

   Сцена пятая. Мы у палатки камеральничаем. Девушки спустились в голубичник, увидали медведя и побежали к нам, махая руками. Я с карабином выскочил из палатки. Из зарослей стланика показался медведь. Я как будто выстрелил, медведь кубарем скатился под гору. Мы всем отрядом победоносно окружили его тушу.

   Как это делалось? У нас был здоровый студент. Он взвалил медведя себе на спину, благо медведь был не особенно крупный, и пополз вперёд. Затем высунул голову медведя из стланика, изображая движение зверя. После имитации выстрела сбросил его вниз по склону, оставаясь за кадром.

   В камеральный период произошёл забавный случай, как отголосок полевого сезона. В ноябре вызвали нашего начальника в первый отдел и сказали, что его приглашают в КГБ на улицу Литвинова в один из кабинетов. Из первого отдела он вернулся встревоженный, Хорошего от этой организации мы, выросшие в Советское время, не ждали. Вернулся Николай Николаевич через два часа успокоенный и рассказал забавную историю.

   Пришёл он в здание КГБ, представился дежурному. Тот выдал ему пропуск и указал где искать соответствующий кабинет. В кабинете его встретил лейтенант, пригласил садиться.

- Работал у Вас в партии летом такой-то (уволенный несостоявшийся конюх)?

- Да, работал

- Что он за человек

   Николай Николаевич откровенно рассказал о его поведении и проделках.

- Вот почитайте, - и подаёт ему письмо.

   В письме, написанном горе-конюхом, говорится примерно следующее. «Летом я работал в Яральской партии. Там начальники издеваются над людьми, как в немецких концлагерях: набивают рюкзаки камнями и заставляют ребятишек и девчонок таскать их по горам, приносят камни на табор и принуждают долбить их в муку, и т. д. Как патриот своей Родины, я обязан сообщить Вам об этом, чтобы Вы наказали этих извергов».

   Было понятно, что написал это письмо психически ненормальный человек. Посмеялся лейтенант и отпустил нашего начальника восвояси. Посмеялись и мы.

    Несколько слов о геологических результатах полевого сезона. В то время в мировых геолого-научных кругах шла интенсивная дискуссия о происхождении гранитов. До этого считалось, что граниты являются производными магмы, внедрившейся из глубин Земли. Но уже появились данные, что граниты могут возникнуть и без образования магмы, а под воздействием флюидов, привносящих из глубин элементы - главные составляющие гранитов (этот процесс называется метасоматозом): кремний, щёлочи, кальций, алюминий. Эта точка зрения меня заинтересовала. Сравнение собранных нами данных с опубликованными в геологической литературы материалами показало, что и на нашей площади происходило образование гранитов в основном без образования магмы в результате метасоматоза по разному субстрату. (В предшествующих работах их трактовали магматическими.) На заключительном этапе этого процесса возникли участки с повышенными концентрациями редких металлов и редких земель, которые рекомендовались для оценки в следующий полевой сезон. Найдены были также тела пегматитов с гельвином - минералом бериллия.

   В другом отряде в одной из проб, отобранных бывшим начальником партии, было установлено высокое содержание даналита, также минерала бериллия. Он является основным компонентом бериллиевых руд. Мы проанализировали на бериллий образцы с указанного на карте участка отбора данной пробы и обнаружили, что некоторые из них также содержат повышенные концентрации этого элемента. Но в последний сезон мы не могли проверить эти данные и рекомендовали этот участок для поисковых работ. В будущем мне пришлось заниматься этим вопросом, о чём речь пойдёт в описании соответствующего года. 1963

1964 год

   В 1964 году мы завершали работы по Яральской партии. Состав партии остался тот же. Но оба прошлогодних отряда объединились в один. Остались незаснятыми бассейны верхнего течения рек Кунермы и Слюдянки с притоками. База осталась на том же месте. Снова мы плыли по Байкалу до с.Байкальского. Затем с лошадьми шли до базы. Работы решили начать с севера площади, с бассейна верхнего течения р.Кунермы. Оттуда станем постепенно передвигаться на юг и завершить работы с базы.

   По хорошей тропе пошли по долине р.Слюдянки до её вершины. Перевал в долину р.Кунермы представлял собой широкую ровную поляну, покрытую мхом-ягелем с редкими могучими лиственницами. Здесь привольно гуляли ветра, что избавляло людей и животных от комаров и мошки.  На поляне было озерко глубиной до полутора метров. Вода в нём была относительно тёплой, благоприятной для купания. С окрестных гор стекали ручьи ледяной кристально чистой воды. Видно было, что на этом удобном и красивом месте неоднократно таборились люди. Отличная площадка и для нашего табора. Тем более, что долина р.Кунермы не подходила для стоянки: была завалена каменными глыбами вперемежку с зарослями стланика. Только пришлось делать длинные подходы к маршрутам в бассейне р.Кунермы. Ну да нам не привыкать.

   Единственный недостаток поляны - не было близко дров. Наши предшественники вырубили вблизи все сушины. До ближайших было метров двести. Для их доставки приспособили лошадей. Пилили чурки длиной по метру и с обеих сторон привязывали по две штуки к вьючному седлу. Заготовили сразу побольше дров, чтобы не заниматься этим после маршрутов. На другой день отправились в маршруты.

   После завершения работы на этом таборе собрались переезжать вниз по долине р.Слюдянки. На прощанье с отличным местом решили один день сделать праздничным. Полный отдых! На наше счастье и день выдался солнечный. В одном из последних маршрутов Андрей добыл двух крупных оленей. Мяса оказалось довольно много. Возникла проблема, как его сохранить. При перевозке оно, несомненно, подвергнется атакам мух, которые поселят туда своих личинок-червяков. Этого нельзя было допустить. Решили, что надо его закоптить. Раньше никто из нас не коптил мясо. Я слышал, как это делается, и взял эту миссию на себя. Расстелили большой тент и нарезали мясо лентами. Я развёл костёр, сделал так, чтобы он только дымил. Над ним сделал навес и подвесил туда эти ленты. Но ветер относил дым в сторону. Тогда я стал постепенно закрывать боковины тряпками. Постепенно образовался шатёр с небольшим входом, внутри которого дым овевал ленты мяса. За полдня мясо прокоптилось, но стало, как резиновое. Мухи на него не зарились, но разжевать его, требовались значительные усилия скул. Эту трудность мы преодолевали. Мясо использовали без потерь.

   На обед нажарили много антрекотов и наелись до отвала. Главным поваром на этот раз был Андрей, так как таборщица за такое непростое дело не бралась. После обеда все отправились купаться и загорать. Вода в озерке прогрелась, почти как на Чёрном море. Мы надули резиновые матрасы и до вечера наслаждались жизнью.

   Надо сказать, что охота и рыбалка были для нас не спортом или развлечением, а суровой необходимостью. Уезжали мы в поле в мае, а возвращались к ноябрю. Представьте наш стандартный рацион. Утром на отряд 12-15 человек две банки тушёнки по 337 грамм с макаронами или кашей. В обед банка тушёнки на двух-трёх человек, чай с сахаром или со сгущенным молоком, кусок хлеба или лепёшка. Вечером опять две банки тушёнки с консервированными щами. И так, с небольшими вариациями, изо дня в день в течение 4-5 месяцев. Надоедает такое питание до чёртиков. От такой диеты все становились стройными. Выходили в маршрут в 8 утра, а возвращались, дай бог, в 8 вечера, а то и позже. Маршрут с подходом к нему и выходом  - 10-15 км по горам: вверх, вниз, наискосок. В маршруте не просто идёшь, а постоянно колотишь камни, отбиваешь образцы, наколачиваешь пробы. К концу маршрута груза набирается 5-10 кг. В этих условиях кусок мяса становится совсем не лишним. И это, если с доставкой продуктов в отряд не было проблем.

   Но часто бывало, что продукты в отряд своевременно не доставлялись. То вертолёта нет, то погоды, то кони (олени) разбежались, то наводнение, то пожар. Да мало ли что может случиться в горах! Тогда приходилось оставшиеся продукты нормировать, а то порой и голодать. В этих случаях выручала охота и (или) рыбалка. Мы покупали лицензию на отстрел одного сохатого, а там уж как «бог на душу положит».

    На утро собрались кочевать. Лошадей было мало. Чтобы перевезти всё имущество, требовалось, как минимум три рейса. Как всегда при переездах, в авангарде были мы с Андреем, а остальные ИТР в арьергарде. Упаковали вещи, завьючили лошадей. Андрей повёл караван, а я решил налегке идти на новый табор маршрутом по горам. Были некоторые неясности в геологии этого участка, которые мне хотелось прояснить. Пока собирался, кони сделали первый рейс и отправились во второй с моими вещами и спальником. На таборе оставалась шестиместная палатка, четыре человека, в том числе новый и старый начальники партии, и некоторая часть груза. За ними лошади должны были прийти на другой день. Только я начал подниматься на гору, прямо над табором, как полил проливной дождь. Я бегом спустился обратно и заскочил в палатку. Думал переждать дождь. Но он зарядил на 5 дней.

   Я оказался без спальника и личных вещей. Николай Николаевич поделился со мной спальником. Был лишь один брезентовый плащ на всех. Его использовали, если возникала суровая необходимость выбежать под дождь. Из еды у нас остались куль сухарей, два куля «резинового» мяса, сахар и чай.

   Чтобы кипятить воду для чая, нужен был костёр, но проливной дождь не давал возможности развести его на старом месте. Тент-навес для него «уехал» на новый табор. Сначала развели костёр у входа палатки. Но дым шёл в палатку и ел глаза. Все начали «плакать».  Тогда подняли одну входную полу палатки в качестве примитивного навеса и начали костёр постепенно передвигать к выходу. Наконец нашли оптимальное его положение: дым не шёл в палатку и дождь не гасил костёр. Пришлось только постоянно следить, чтобы огонь не достал до поднятой полы палатки. Сухие дрова занесли в палатку, резко сократив жизненное пространство. Пять дней в полной бездеятельности мы провели впятером в этой палатке, развлекая друг друга рассказами из жизни и обсуждая «мировые проблемы». На шестой день погода наладилась, пришли лошади, и мы переехали на новый табор.

   Как оказалось, здесь тоже были свои приключения. Первым рейсом увезли тент, на котором до этого резали мясо, и укрыли им вещи. Пришли вторым рейсом, а тента нет, все вещи разбросаны, промокли, частично порваны и вокруг следы медведя. По-видимому, он был недалеко, учуял запах мяса и пришёл к вещам. Услыхав приближающихся людей, он кинулся бежать, захватив с собою тент, который пах мясом. В кустах целую дорогу проложил. Андрей схватил карабин и побежал его догонять. Но медведь, даже с тентом в зубах, был быстрее. Андрей понял, что медведя ему не догнать и вернулся обратно. Мы шутили, представляя разочарование медведя, когда он начал жевать так аппетитно пахнущий брезент!

    В одном из маршрутов по левому борту долины руч. Каменистого мы пересекали «живую» глыбовую россыпь. Проходя ниже одной из глыб длиной около трёх метров, я опёрся о неё рукой и почувствовал, что она начинает двигаться на меня. Я инстинктивно сделал прыжок с места, рекордный, по крайней мере, для меня и выскочил из-под неё. Глыба за моей спиной с угрожающим скрежетом перевернулась пару раз и застыла до следующей возможности двигаться дальше вниз.

   В середине сезона у меня на ноге образовался чирей. В маршруте я растёр его голенищем сапога. Началось воспаление. Срочно нужна была медицинская помощь. Я верхом на лошади отправился в село Байкальское. На середине пути встретил Михаила Петровича Лобанова - геолога нашей экспедиции, который занимался вблизи нашей площади тематическими исследованиями. Поговорили.

- Ты поосторожнее. Я недалеко видел медведя, - предупредил он меня.

   Карабин я не взял, так как по тропе за лето много раз ходили люди и лошади. Никто не замечал следов присутствия медведя. Поехал я дальше, держась настороже. Вдруг лошадь начала проявлять беспокойство. Я соскочил с неё и быстро привязал к дереву. Вдруг, думаю, понесётся со страху куда-нибудь. В кустах раздался треск, и всё стихло. Подождав немного, я поехал дальше и благополучно доехал до села. Фельдшер обработал мне ногу. Я в одном из домов попросился на ночлег. Меня радушно приняли, накормили ужином и уложили спать. У них я первый и последний раз попробовал мясо тюленя. Оно мне очень не понравилось, неприятно пахло рыбой. На другой день я без приключений вернулся в отряд.

    Однажды в партии закончились папиросы. Завхоз был некурящим и потому не обратил внимания на то, что папирос завезли мало. Да и трудно рассчитать их количество, не зная, сколько будет курящих летом в партии, и каковы их аппетиты. Для курящих это было настоящее бедствие! В ожидании транспорта с папиросами, горняки прекратили работу. Целыми днями они проводили эксперименты с растительностью, пытаясь найти хоть какую-то замену табаку. Брали листья разных растений, сушили, мяли и курили. Но ничего подходящего не находили. Главным стала трубка одного из горняков, в которой сохранялся хотя бы запах табака. Она переходила от одного к другому, как «трубка мира у индейцев».

   Николай Николаевич с прежним начальником партии тоже были курящими. Они в это время были на базе. В поисках «бычков», которые могли бросить строители, они палочками переворошили весь мусор вокруг построек, потом оторвали брёвна пола и под ним исследовали мусор. Нашли несколько «бычков» и были от счастья на седьмом небе. Мы с Андреем и наши радиометристы были некурящими и спокойно продолжали работать. Пытка для курящих продолжалась три дня, пока не прибыли лошади из села Байкальского с папиросами.

    Хочу сказать несколько слов о тяжелой работе горного отряда. Под руководством Гены Косовичёва  он должен был оценить несколько проявлений редких металлов и редких земель, выявленных в прошлом году и найденных в этот полевой сезон. Один из таких участков располагался над базой на водоразделе, где были только каменные россыпи и кучки стланика. Всё, что нужно для работы и жизни, в том числе и взрывчатку, горняки заносили туда на себе по крутому каменистому склону высотой более 800 метров. Но горняки были закалённые, опытные, не ворчали и делали своё дело, копали канавы, ворочая каменные глыбы. Надо было добраться до скального (коренного) ложа.  Гена занимался документацией и опробованием вскрытых пород. Занятие тоже не из лёгких. Попробуй отобрать бороздовую пробу длиной 1 метр, шириной 10 сантиметров и глубиной 5 сантиметров в гранитной скале. Отобранные пробы горняки сносили на себе на базу.

   На участке, расположенном у подножия относительно крутого склона для вскрытия коренных пород пришлось делать небольшой карьер. Горняки закончили работу, и Гена на утро должен был опробовать вскрытые породы. Пришёл утром на объект, а карьера нет, только ровный склон, покрытый каменными глыбами. Ночью каменная россыпь сползла и засыпала выработку. Образовалась «живая» россыпь. Нечего было и думать  снова вскрывать коренные породы. Так и осталось это проявление неоценённым.

   За лето горным отрядом была проделана большая работа. Как выяснилось после анализа отобранных на участках проб, содержания полезных металлов оказались низкими, не промышленными, поэтому их проявлениям была дана отрицательная оценка. Но, как говорится, отрицательный результат тоже результат.

    К снегам мы завершили полевые работы. Рабочих начали увольнять и отправлять в с.Байкальское. Когда осенью начинал сокращаться контингент партии, у меня возникало какое-то сложное щемящее чувство. С одной стороны, радость окончания полевых работ и скорой встречи с семьёй, а с другой - чувство какой-то грусти, расставания с полюбившимися горами, простором, любимой работой, неустроенным, но таким привычным бивуачным бытом. Возникало чувство окончания отрезка жизни, который уже не вернётся.

   В первую очередь обычно увольняли горнорабочих. В поле в отрядах питание котловое. Осенью завхоз подсчитывал, на какую сумму он выдавал отряду продуктов, сколько дней в отряде провел каждый работник, стоимость человеко-дня. Начальник по нарядам подсчитывал, сколько заработал каждый, вычитал стоимость питания и авансы и выдавал оставшуюся сумму на руки.

   Горнорабочие за свою тяжелую работу зарабатывали по тем временам неплохо, иногда даже больше, чем геологи. Заработок у каждого был свой, в зависимости от выработки. Казалось бы, что тут особенного в копании канав, шурфов. Как шутили горнорабочие, «бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит». Но оказывается, в этом деле тоже необходимо мастерство. При равных условиях выработка существенно разнилась. Несколько лет ездил к нам в партию горнорабочий по фамилии Байрачный, невысокого роста, худощавый. Как шутили рабочие, «тонкий, звонкий и прозрачный. Кто такой? То бич Байрачный». За ним в работе никто не мог угнаться. Один год был у нас рабочий, как говорится «косая сажень в плечах». За силу его прозвали «кузнец Вакула».

- Неужели я не смогу сделать больше Байрачного? - как-то заявил он. Несколько дней он уходил на канавы чуть свет и приходил по темноте. Так уставал, что приходил и падал на нары, даже не поужинав. Всё равно Байрачного по выработке он догнать не смог.

   Для того, чтобы горнорабочие получили то, что заработали, прорабу и начальнику партии приходилось хитрить. Обычно норма выработки спускалась сверху в расчёте на 8-часовой рабочий день. Но рабочие, чтобы больше заработать, часто перевыполняли норму, да и работали больше восьми часов. Если актировать по правилам, то получалось перевыполнение нормы у умелых рабочих до 200 %. А это грозило увеличением нормы выработки на следующий год. Обычная повсеместная, советская практика. Вот и раскидывали выполненные объёмы на выходные дни, когда горняки должны были лежать на боку целыми днями, и на дождливые дни, когда они не должны работать, а им должны платить половину тарифа. Для этого горняки писали заявление, что они добровольно работали по 12 часов в день и в выходные дни. А дождливых дней как будто всё лето не было. Надо было подогнать, чтобы переработка не превышала 10 %.

   Вот и в этот раз выдали уволенным рабочим приличные деньги и отправили в село Байкальское, подгадывая к прибытию теплохода, чтобы они не задерживались в селе. Хотя рабочих и уволили, но всё равно перед жителями села партия отвечает за их поведение. А оно бывало далеко не безупречным. Как только они добирались до магазина, начинали праздновать окончание полевого сезона. При этом возникали разные эксцессы.

   Рабочие пошли пешком. Личные вещи и часть партийного груза повёз на лошадях конюх Иванюта. На другой день он должен был вернуться. Но прошёл день, второй, а его всё нет. На его поиски отправился завхоз. Пришёл в село, но нигде не видно ни Иванюты, ни лошадей. Начал расспрашивать жителей, не видали ли они их.

- Пьяные рабочие все сели на теплоход, никто не остался, а лошади вон там за селом пасутся, - сказали они.

   Оказалось, что рабочие, как только достигли села, ринулись в магазин и загуляли. Иванюта тоже пустился с ними во все тяжкие, забыв даже развьючить лошадей. Теплоход в Байкальское приплывал ночью. К этому времени все они были пьяными. Иванюта, жаждавший «продолжения банкета», не захотел расставаться с друзьями и тоже уплыл на теплоходе.

   Завхоз поймал  лошадей, заскладировал у одного жителя села груз и отправился обратно. Все вьюки были нетронутыми, что говорило о порядочности жителей села.

    На базе на камеральный период мы с Андреем поставили, как и на таборах, свою двухместную палатку, сделали нары по бокам, между ними поставили ящик-столик, в углу у входа - печку. В общем, приготовились встречать холодные осенние ночи. Всё было бы хорошо, но нас одолели мыши! Они собрались на тепло в большом количестве и «хозяйничали», как у себя в норе. Я набрал домой кедровых орехов и положил в мешочке в рюкзак под нарами. Мыши прогрызли  в рюкзаке через карман дыру и добрались до орехов. Как только мы тушили свечку, ложась спать, они начинали активную жизнь, бегая везде, в том числе и по нашим спальникам. Один раз вечером я лежал в спальнике и читал книгу. Вдруг между моим лицом и книгой возникла мышь и начала чесаться, не обращая внимания на меня. Такая наглость нас возмутила, и мы решили с ними бороться. Поставили на ночь на стол трёхлитровую банку и насыпали туда орехов. Утром я просыпаюсь, смотрю, а в банке сидит мышь и набивает рот орехами.

- Андрей, смотри, попалась одна! - Воскликнул я радостно. Но мышь набила полный рот орехами, выпрыгнула из банки и только её и видели. Тогда мы налила в банку на дно воды и насыпали в неё орехов. Утром в банке оказалось 12 мышей. В следующую ночь их было 5, затем три и одна. Больше мыши нас не беспокоили.

    В начале октября завершили полевые камеральные работы, вывезли груз и сами отправились в село. Покинутые постройки сиротливо смотрели нам вслед распахнутыми дверями. Над зимовьём прибили «эмблему», отражающую полевую жизнь геологов: скрещенные молотки, рваный сапог, обойму от карабина, пустую бутылку из-под коньяка и ветки стланика. Зимой наши постройки часто служили пристанищами для охотников.

    Решили привезти домой близким в качестве гостинцев солёного омуля. У местных жителей его в избытке. Зашли к одному рыбаку. Он повёл нас в подвал, а там несколько бочек солёного омуля. Выбирай какой хочешь: малосольный, средне- или крепко солёный, с душком или  без. Купили у него по ведру. Но как везти? В то время был запрет на ловлю омуля. На теплоходе проверяла милиция, отбирала и штрафовала, если находила его. Своим имуществом мы загрузили две каюты. В основном ящики с камнями и пробами. Упаковали рыбу в ящики под образцы. На дорогу купили несколько штук омуля с душком. Запах в каюте стоял! Зашли милиционеры, почувствовали запах омуля и спросили.

- Омуля везёте?

- Везём.

- Где он?

- А вот.

   Подняли газетку на столе, а там три душистых омуля и бутылка водки. Хмыкнули они, развернулись и ушли. Так мы, нарушая запрет, смогли угостить близких хорошо посоленным вкусным омулем.

    В поле я целенаправленно собирал материал для подтверждения своей точки зрения о метасоматическом происхождении гранитов, которые широко распространены в центре и на востоке площади. При полевых камералках пришлось убеждать собранным материалом Николая Николаевича и бывшего начальника партии в её справедливости.

   Полевая камералка проводилась после трёх-четырёх маршрутных дней. Для этого расстилался брезент, на него раскладывались собранные в маршрутах образцы пород. Затем по очереди каждый читал свой дневник, демонстрируя каменный материал. Все его рассматривали и обсуждали. Часто разгорались бурные споры о справедливости выводов маршрутчика. Маршруты наносились на топокарту, цветами и знаками рисовали на ней геологические данные на заснятом участке. Этим занимался обычно я. Рисовать геологические карты по данным полевых исследований - моё любимое занятие. Большое удовольствие, когда маршрут за маршрутом вырисовывается геологическая ситуация! Есть над чем подумать, наметить дальнейшие задачи.

   По приезду в Иркутск через 7-10 дней комиссия принимала и оценивала полевые материалы. Она обычно состояла из «старых», опытных геологов, занимавших руководящие должности. Любой геолог мог присутствовать на приёмке в качестве слушателей. Обычно интересовались полученными материалами геологи, проводившие работы в том же регионе. На этот раз в комиссию вошли П.И.Шамес - главный геолог экспедиции, И.Н.Власов - главный инженер экспедиции, И.В.Кожевников - заведующий отделом геологоуправления по редким металлам и Н.В.Суханова - районный геолог. Я докладывал результаты работ, изложил, теперь уже нашу общую позицию о широком распространении метасоматических гранитов на площади. Комиссия вначале встретила эту точку зрения «в штыки». Существует инерция мышления. Они ещё оставались на прежних позициях об исключительно магматическом происхождении гранитов. Тем более, что на геологической карте масштаба 1:200 000 наших предшественников были нарисованы только магматические тела. Пришлось интенсивно доказывать нашу правоту с помощью каменного материала, описания маршрутов, зарисовок и фотографий. Нас заставили поднять всю каменную коллекцию и полевую документацию за все три года работы партии. Обычно приёмка полевых материалов партий укладывалась в один день. Наша же приёмка продолжалась три дня и закончилась на третий день в 8 часов вечера. Я в эти дни приходил домой «измочаленный». Подискутируй-ка 8 часов подряд! В конце концов, комиссия вынесла обтекаемую резолюцию: «точка зрения авторов имеет право на существование». Наши полевые материалы оценили на «хорошо», и репрессия в виде лишения премии не последовала. 1964